Владимир Балух — один из самых узнаваемых украинских политзаключенных, крымчанин и, как он сам себя именует — украинский националист. Крайний статус он подтверждал не один раз. В декабре 2013 года, во время Революции плюсы на столичном Майдане прикрепил на собственном тракторе на высочайшей жерди красно-черный флаг. А в начале оккупации решил «потроллить» собственных односельчан желто-голубым флагом, вывесив его на собственном доме вкупе с табличкой «улица Героев Небесной Сотки».
Правда, заместо возмущенных односельчан пришли возмущенные правоохранители. Оккупанты осудили его за непослушание оперативникам, типо за хранение боеприпасов и взрывчатых веществ и за избиение начальника изолятора. Против несправедливого приговора, Балух голодовал наиболее двухсотен дней. Из заключения писал письма.
На каком шаге дела на данный момент — не понимает. Седьмого сентября 2019 года Балух возвратился на Украину в рамках огромного обмена. И вот уже 10 месяцев живет в стране, которой управляет президент Владимир Зеленский.
Мы встречаемся с ним в горячий июньский денек около Киевского апелляционного суда на Соломенской, где защита Сергея Стерненко обжаловала его домашний арест. На Балухе белоснежная футболка с надписью «выключи российское», а в руках — трубка. Он много гласит о том, что разочарован властью Зеленского, именует главу ОПУ Андрея Ермака «спецоперацией Кремля», радуется за собратьев-политзаключенных, которые собираются идти в политику, и умиляется, говоря о Крыме, любви и маме.
Обо всем этом читайте в интервью Владимира Балуха «Украинской правде».
«Если человек пользуется и в быту, и с экранов соцсетей украинским языком — это для меня является высочайшим показателем»
Украинская правда: Вы возвратились на Украину практически сходу опосля того, как на Украине выбрали новейшего президента, новейший парламент и назначили новое правительство. Была ли какая-то перемена, которая для вас сходу бы ринулась в глаза?
Владимир Балух: Крайний раз я был в Киеве в 2016-м году, тогда в обществе и даже на улице чувствовалось, что в стране идет война, волонтеры работают, много было слышно украинской речи. Вот чувствовалось, что в стране идет война и страна оказывает сопротивление. А опосля возврата, выходя на улицы, создается воспоминание, что войны нет… любые задачи люди решают, обо всем молвят, но лишь не о войне.
Только в среде переселенцев из Крыма, которые вынужденно покинули Крым, а так же в кругу активных людей, там еще, естественно, возникает тревога за все, что происходит в стране. О этом повсевременно молвят, над сиим повсевременно задумываются, как нам далее жить. Ну, а расстроившийся Киев меня поразил, даже по сопоставлению с 2016-м годом. Неконтролируемое дикое стройку, застраивается любой метр. Как грибы, стоят эти дома.
— У вас на футболке написано «выключи российское». Как вы думаете, российского, с того времени как вы возвратились, сделалось меньше?
— К огорчению, при данной для нас власти его чем далее, тем больше становится. И это приметно любой денек. Я не понимаю, сознательно либо безотчетно в свое время Сивохо анонсировал «стратегию маленького шага», которым они движутся. Ведь любой денек разбиваются устои, касающиеся языка, армии, воды в Крым…
Такое воспоминание, а у меня это уже практически уверенность — что у власти Зеленского на данный момент имеются все признаки оккупационной администрации. Не гос власти, а оккупационной администрации, временной.
На мой взор, цель одна — сделать напряжение в обществе, распылив силы ее сознательной части, и в конце концов, привести [к власти] Медведчука. Какая это будет фамилия — не принципиально, но конкретно этот, так именуемый, «Оппоблок — За жизнь». Я считаю, что конкретно Медведчука они ведут к власти.
— Другими словами вы соглашаетесь, когда новейшую власть именуют реваншистской, не так ли? Вы считаете, что это ее осознанная позиция?
— Тут все чрезвычайно просто. Вот поглядите, когда седьмого сентября мы (политзаключенные — прим. УП) возвратились на Украину, назначили правительство Гончарука. Сходу возникла зарисовка и были огромные ожидания в среде публичных, правозащитных организаций. К примеру, это министерство, которое нами занималось (Министерство по делам ветеранов, временно захваченных территорий и внутренне перемещенных лиц — прим. УП), Оксана Коляда — новое лицо из волонтерской среды, с очевидным огромным желанием перенастроить, поменять систему. Я помню, как горели у их глаза, ведь они желали что-то созодать.
Когда бы я туда не входил, там повсевременно были какие-то реорганизации, недокомплект. Что они не пробуют создать — сходу возникает какая-то бумажка с запретом, другими словами система осталась та же. Вот есть приятный пример, что это, как бы, волонтеры, а когда эти люди желают что-то создать полезное, правильное, у их нет данной для нас способности. И чем далее, тем больше чувствовалось, что это все не истинное.
Даже если и были новейшие лица, то они исполняли роль такового для себя антуража. И то, что это правительство полгода не просуществовало, еще одно тому доказательство.
И все эти зашквары (сленговый синоним к таковым словам как «кошмар», «идиотизм», «позор» либо «безумие» — прим. перев.) власти, этот детский сад, который работает на картину, вся эта несостоятельность, всюду — это все ширма. А за кулисами происходят принципиальные процессы, и сама смена правительства… сейчас этих всех регионалов, «табачников» (от имени бывшего министра образования Украины, находился на посту с 11.03.2010 г. по 23.02.2014 г. — прим. перев.) в культуру возвратили, за язык берутся… Они же не прекращают эти деяния.
Общество как как будто бы дает отпор — они включают заднюю и начинают входить с иной стороны. Вот самый свежайший пример: за министра образования не проголосовал Совет (профильный комитет — прим. УП), его назначают обходным маневром, там, и.о. И этот и.о., сколько он будет работать, непонятно.
Как по мне, это все ширма, за которой все происходит в направлении, которое необходимо Кремлю: внутренняя дестабилизация, показать картину штатского противоборства, что тут лупят и прочее, что президент непутный, что «тут лишь мы сможем навести порядок» — и привести Медведчука.
Я не мог бы никогда представить для себя, находясь там, что вернусь в страну, где такие каналы, как Zik, уже будут совершенно иной направленности. Что три таковых массивных общеукраинских канала будут принадлежать Медведчуку. Я не понимаю о бизнесе Медведчука… Так ли он состоявшийся, чтоб содержать такие каналы? А здесь еще, оказывается, на «1+1» часть его… И эти с ОПЗЖ даже на «Прямом» канале возникли.
Мне чрезвычайно больно, что общество, в главный собственной массе, не пробует как-то верно проанализировать все это и осознать, что нас, в конце концов, тянут в орбиту Кремля.
— Вы гласите, что за данной для нас ширмой происходят небезопасные процессы. Вы же фермером в Крыму были, и образование у вас земельное. Тема с подачей воды в Крым. У Зеленского то собираются ее давать, то не собираются…
— Это самое огромное предательство, которое эта власть может для себя дозволить по отношению к крымчанам. Вы не сможете ничего создать для деоккупации? Просто тогда лучше не делайте ничего, не делайте глупости. Тут даже не быть может остальных каких-либо мыслей по этому поводу. В Крыму для людей, для людей Украины, для их бытовых нужд, полностью хватает крымской воды.
Система была построена Украиной опосля того, как Крым был передан ей еще при Русском Союзе. Еще до построения Северо-Крымского канала. В Крыму есть горы, которые сформировывают припас воды.
Вопросцев о том, чтоб напоить людей, о некий гуманитарной катастрофе, нет. Это таковая же измышленная тема, как преследование русских. «Припирание русских» и «гуманитарная трагедия в Крыму» — это таковая вот схема, с помощью которой нам пробуют навязать, что это вот «хохлы воду не дают» и из-за этого неувязка.
— А Наша родина не может так же, как и «припирание российского языка», употреблять тему поставки воды в Крым как повод, чтоб поруха на Херсон?
— Хоть какой сценарий исключить недозволено. Но тут речь не в том, что желают они, а в том, что можем мы. Какую стоимость они заплатят?
— Если ассоциировать ситуацию, которая на данный момент на Украине, с той ситуацией, которую вы переживали в 2013-м году в Крыму, есть что-то похожее?
— Мы же недаром с вами вот тут, около суда. Я не понимаю, как на данный момент там, в Крыму, другими словами я не чувствую это кожей, не дышу одним воздухом с теми, кто находится там под судами. Но даже если гласить о состоянии 2016-го года, то ситуация на данный момент по ощущениям, по наполненности стала наиболее напряженной. Муниципальная машинка глупо перемалывает людские судьбы, чтоб и здесь овладеть публичным воззрением.
Даже не завладеть, а просто подавить его до такового состояния, чтоб общество закончило сопротивляться — вот то же самое я чувствую на данный момент тут. Лишь количество этих «астронавтов» в шлемах, которые делают свои «обязанности», а по сути криминальные приказы, еще более.
КонтекстСенцов: возвратить Крым и наказать агрессора (УП)Українська правда17.02.2020Олег Сенцов: Украина не сдалась, Путин нас не одолеет! (Обозреватель)Обозреватель23.01.2020Сенцов: от «Слава Украине» россиян скоробливает как вурдалаков (theБабель)theБабель13.12.2019
Этот правовой нигилизм, который дозволяет для себя власть, это есть конкретно то, что олицетворяет кремлевскую власть. Эта репрессивная машинка воплощает конкретно такие деяния, когда они могут созодать что-то противоправное, и нет устройств на это воздействовать и все закончить. Хоть какое твое действие расценивается ими по строкам законодательства.
Слава Богу, что у нас общество не так угнетенное, ну и естественно, это не делается за один денек, и на Украине это создать, в итоге, нереально. Чуть-чуть иная земля, с остальным складом ума.
Когда я посиживал в одиночке, времени много было, а переписываться выходило лишь на российском языке. Ну вот вроде слова те же, буковкы те же, все то же самое, но вот даже «украинский российский» язык и «российский российский» язык — они различные. От этого и чувства.
Я еще тогда сравнил, что это то же самое, что взять Репина и Левитана: одни и те же краски, но из-под кисти Репина выходит «Письмо запорожских казаков турецкому султану», а у Левитана «Над нескончаемым покоем».
— Владимир, относительно того места, около которого мы сейчас собрались. Значимая часть людей, поддерживающая Сергея Стерненко (идет речь о украинском националисте Сергее Стерненко, подозреваемом в предумышленном убийстве, — прим. ред.), находится тут, чтоб посодействовать ему защитить свое право на самооборону. Но, кажется, что у вас мотивация совершенно иная, почему вы это делаете?
— Вы по поводу моей настоящей мотивации?
— Да, вы же не за самооборону, правда?
— Для меня право на самооборону — это чрезвычайно чувствительная тема. Во времена «оранжевой» революции мужик застрелил «мусора», поэтому что тот его повсевременно доставал. Запорожченко либо Запорожец, как-то так, фамилия его была. Человека доставал представитель власти в течение долгого периода времени, довел его до того, что тот сделал убийство. Почему это не учитывается? Почему человеку дали пятнадцать лет?
Да, он сознательно пришел, брал ружье и застрелил. Почему у нас не существует остальных устройств, которые учитывали бы то, что человека довели? С того времени у меня не выходит из головы эта история. И история со Стерненко тоже. Что это, как не самозащита, если это уже третье нападение на него? Ну и, я буду откровенным, то, что человек пользуется и в быту, и с экранов соцсетей украинским языком — это уже для меня высочайший показатель.
«В 2014-м году в Крыму было такое воспоминание, что людям кто-то переключатель переключил»
— Давайте незначительно побеседуем о Крыме. Еще до ареста вы гласили, что опосля оккупации вы не общаетесь с большинством односельчан. Как, по вашему воззрению, оккупация изменила людей в Крыму?
— Давайте смоделируем ситуацию, чуть-чуть абстрагируясь от Крыма. К примеру, мы сидим вдвоем, и не принципиально, желали вы этого либо не желали — но я вас заставил к чему-то. Даже если вы считаете, что это верно. Опосля этого вы изменитесь либо нет?
— Естественно.
— И уже опосля 2016-го года, когда я находился там практически два года в СИЗО, естественно, люди чрезвычайно поменялись. Мне почти все в СИЗО гласили, а позже и в лагере, когда в Керчи находился: «А, кто же знал, что такое будет, кто же знал, что таковой беспредел будет. Что нам сейчас созодать?» Я говорю — пойти умереть, что ты сделаешь, вы сами пригласили это орудие. Вашими неискусными действиями пользовались, чтоб сделать картину и выжать украинские вооруженные силы…
Почти все люди просто залезли в раковину, понимая, что они не в состоянии воздействовать на ситуацию. Поэтому что, давайте откровенно, никогда общество не было сознательным на 100%. Но тех, которые принимают активное роль, имеют какую-то свою идейную и политическую позицию и ее отстаивают, никогда не было больше 30%-35%. Это в самые томные времена.
А большая часть — это флюгеры. И вот поменялось ли настроение у этих флюгеров либо нет? Естественно, поменялись. Им там наобещали золотые горы, что тут пенсии и заработной платы будут роскошные, а цены, как на Украине. Но вышло все напротив. Флюгер постоянно только желудком задумывается.
Естественно, поменялось общество. И вот понимаете, когда свершилась весна 14-го года, для меня был просто шок от людей. Такое воспоминание, что людям кто-то (щелкает пальцами) переключатель переключил.
— Вы имеете в виду, довольно стремительно?
— Вчера человек никогда мимо не проходил, чтоб не поздороваться, что-то не спросить, и постоянно ты его выручал. А здесь тот же человек идет и отворачивается, увидев тебя — и как [черт] от ладана шарахается. Это вышло кое-где в течение месяца, эта трансформация людей.
— А много ли посреди ваших знакомых людей, которые не приняли, не признали оккупацию?
— Довольно. Было двое мужчин, с которыми я повсевременно общался, мы помогали друг дружке, дружили, можно сказать. И 1-ый, и 2-ой вкупе с семьями выехали. Один просто покинул свое жилье, 2-ой, можно сказать, продал собственный дом за копейки. Они на данный момент — это позор для власти — зарабатывают за рубежом. Друг дальнобойщиком работает, иной на стройке.
— А остались ли у вас контакты с кем-то на полуострове?
— Естественно, я контактирую, общаюсь, с людьми из собственного села. Но далековато не все такие. Там далековато не все такие упоротые ватники.
— Контакты с каждым годом оккупации не слабеют?
— Я для вас откровенно скажу, они лишь крепнут. Были такие люди, что у меня имелся их номер телефона, но никогда я им не воспользовался. А на данный момент звонят сами, чтоб пообщаться, посетовать на то, что там происходит. Сетовать там вправду есть на что.
Те, кто не зашорены, соображают, какое это зло — пропаганда. И вот я для вас скажу такую абсолютную, стопроцентную достоверную вещь: чтоб оценить Крым, какие позиции там преобладают — проукраинские либо пророссийские, нужно убрать оттуда армию. И мы увидим, каких флагов над домами будет больше.
Естественно, на данный момент россияне завозят в Крым людей, ведут такую сокрытую ассимиляцию. В главном, это бывшие военные, сотрудники спецслужб, которые на пенсию выходят. Это чрезвычайно приметно. Когда меня этапировали в Торжок, в Тверскую область, я шагом много с кем двигался.
Так они — конкретно все те, кто был завезен опосля оккупации, кто наилучшую долю находил, кто прятался. И дискуссии меж ними лишь о том, «а тот так устроился, а тот так, там этих вояк нагнали».
Севастополь трещит от заезжих людей. Там их достаточно значимая толика на данный момент, как по мне — не наименее 800 тыщ. В Крыму постоянно было много таковых, которые брали квартиры под дачи. На данный момент они никуда не делись, но прибавилось чрезвычайно много тех, кто на неизменное жительство приехал.
Есть единственный в Крыму коренной люд, он признан единственным. Еще есть несколько коренных народов, но давайте будем откровенными — их количество просто не сравнимо с крымскими татарами.
Они — коренной люд, и я, как украинский националист, считаю, что неважно какая цивилизация имеет право на собственный дом. И крымские татары имеют право на собственный дом. И они отвоюют свое право решающего голоса на собственной своей земле.
— Как вы думаете, при Зеленском на Украине утвердят автономию крымско-татарского народа?
— Я уверен, что при Зеленском ничего неплохого не утвердят. Прошли те времена, когда можно было питать какие-то надежды.
«Никаких обязанностей перед Зеленским у меня нет»
— Как вы на данный момент относитесь к Зеленскому, беря во внимание, что благодаря ему вы возвратились на Украину?
— Извините, это абсолютная неправда. Работа, проведенная для нашего возврата, велась за длительное время до Зеленского. И почти все сделали публичные организации, чтоб эта неувязка была на поверхности, чтоб она звучала на всех уровнях, чтоб происходило давление на ту сторону.
Также люди в Москве, там круглые сутки данная тема поднималась на таковой уровень, что фамилии, которые звучали, стали для Путина ядовитыми. Если б остался Порошенко, он бы и Порошенко нас дал. А тут за счет данной для нас пиар-акции… Хотя не так, для меня понятно, что это была спланированная спецоперация, которая началась с момента нашего возврата.
— Что конкретно была за спецоперация?
— Что было спецоперацией? А это та спецоперация, которая до этого времени длится на Украине. Когда мы в первый раз услышали про Ермака?
— Когда вы вышли вкупе с ним из самолета…
— Вот когда он в роли головного прилетел с нами одним самолетом из Внукова.
— Другими словами, вы считаете, что создание Ермака как субъекта является спецоперацией Кремля?
— Там было много причин, в которых был заинтересован Кремль и которые снимались благодаря данной для нас спецоперации — снять токсичность, избавиться от имен, которые были на слуху, так чтоб пену сверху прибрать. Это очень-очень плохо подействовало, к слову, на правозащитное движение. Просто пропали…
— Лучшие имена?
— Да, лучшие фамилии пропали, и как бы не сделалось задачи. И на данный момент нужно приложить много сил, чтоб вновь раскрутить этот маховик, наполнить его иными фамилиями, поэтому что неувязка то никуда не делась, люди как попадали ни за что, сажали наших людей по политическим признакам, так это и длится до этого времени.
Что в итоге поменялось? Да, нас освободили. Но, извините, что за просто так освободили? Я не Зеленского должен благодарить, что нас освободили, я должен благодарить общество, людей, которые молились в церквях, которые выходили на акции в Европе, в Штатах, которые стояли, поднимая данную тему и заставляли политиков сиим заниматься. У меня нет ни 1-го… как это именуется там?
— Обязательства.
— Да, никаких обязанностей перед Зеленским нет. И я для вас откровенно говорю, когда мы ворачивались, то у меня было желание подойти к нему, спросить: «Что, тяжело? Стране тяжело? Привлекай к делу, можешь на меня рассчитывать». Вот было такое искреннее желание.
Но когда мы возвратились, начало приходить осознание, что на самом деле происходит в стране, и в особенности уже опосля того, как Ермак возглавил кабинет президента, поменяли правительство, и убрали те личности, к которым можно было бы относиться с определенным уровнем почтения.
Когда над Порошенко был трибунал, он слова Рябошапки приводил, что сам генеральный прокурор именовал эти дела «трэшем». А что, гласит, такое трэш по британскому? Это мусор. И вот это слово «трэш» больше и больше звучит в свойствах власти. Вот больше осознаешь, что это реальный мусор.
— Вы прилетели с людьми, которые почти все пережили. Почему никто из их не начал двигаться в политику? И вы никакой политической деятельностью не занимаетесь?
— Я не думаю, что открою для вас величавую тайну — мужчины идут в политику. На данный момент будут выборы и довыборы в Верховную раду, и вы увидите, что кое-кто из ребят пойдет в политику.
— Некие из тех, кто с вами возвратились?
— Да.
— Это о партии Сенцова?
— Я о Сенцове ничего не говорю, в плане его политических амбиций, думаю, он в состоянии сделать это за себя сам. Я понимаю, естественно, чуть-чуть больше, но я не буду гласить, это не мое дело — но Олег на данный момент занимается телевизионным проектом, снимает кино. В конце концов, нет ничего неосуществимого в данной для нас жизни.
Но то, что ребята идут в политику, вы это увидите. И идут не поэтому, что как-то охото сладко жизнь свою устроить. Все, что в нас есть, по большенному счету, это наши имена и пройденный, к этому времени, путь. Но когда приличные люди не идут в политику, то мы имеем то, что имеем — приходит вот всякий таковой хлам. Потому «лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что был в состоянии сделать, но не сделал».
— Если кто-то из этих достойных ребят, в частности, этот же Олег Сенцов, позовет вас в собственный политический проект, пойдете ли вы?
— Я не пойду ни в которой политический проект. Объясню почему. Я могу сотрудничать, я уже практически сотрудничаю с политической партией, но я ни в какую партию вступать не буду. Я по убеждениям националист, и хоть я и вышел в 2010 году из Конгресса украинских националистов, формально я просто порвал с партией. Они меня считают своим, а я считаю себя просто националистом.
Откровенно скажу, если Олег Сенцов позовет в политический проект… Это, на мой взор, нереально. Ну, он соображает, кто я, я понимаю, кто он. Мы общаемся, мы уважаем и осознаем друг дружку. И я считаю в истинное время при полностью всем моем почтении к нему, он не станет украинским националистом по определению. Потому у нас не быть может общего политического проекта.
— 20 4-ого июня вы написали в фейсбуке: «За украинскую власть мне было постыдно постоянно. Не постыдно было лишь посиживать за право эту власть сформировывать и надзирать». За кого из президентов Украины для вас более постыдно?
— По сути более постыдно не за президента, а за украинский люд, за украинцев постыдно, осознаете, за нас… Мы можем свою идентичность развивать, а позволяем для себя вот такие какие-то хайповые вещи… Это самый большенный стыд на самом деле.
Я это откровенно говорю, до Зеленского был Янукович, самый большенный стыд… Я для вас могу даже по порядку разложить: до этого был Янукович, до этого Кучма, до этого Кравчук. Некие хорошие вещи были изготовлены при Ющенко.
А у меня есть осознание того, что если б мы на первых наших выборах избрали Черновола, у нас была бы совершенно другая политика, не было бы никогда таковых вот историй. Чорновол полностью правильно осознавал свое назначение в случае его избрания. Это была бы роль того самого Леха Валенсы в Польше — повредить систему. А Кравчук, напротив, ее пробовал удержать.
Мы с моей подругой на суде Порошенко спорили, и сошлись на высказываниях Довженко, «боец с недочетами все таки боец, а муха без недочетов — это лишь идеальная муха». На данный момент при власти «идеальные мухи» — как мухи, они идеальны, но от бойцов там нет ничего. У Януковича хоть какая-то была позиция. Он желал быть тут царьком, основным феодалом. У Зеленского совершенно никакой позиции нет. Потому более постыдно мне за их — за тех, кто на данный момент.
— Вы также гласили, что нужно лелеять национальную идентичность. А что для вас помогало держаться и быть украинцем, когда вы жили в Крыму?
— Тут все чрезвычайно просто, я могу много для вас поведать, а настоящим является одно-единственное слово — любовь. Я даже расчувствовался (прерывается, сдерживает слезы — прим. УП)… Я от этого вопросца постоянно незначительно умиляюсь, это любовь — к маме любовь, к папе любовь… я маму на данный момент вспомянул, извините. Меня никто никогда не воспитывал националистом.
Предки меня обожали, естественно, постоянно не чаяли души, хотя я всю жизнь был «оторви и выкинь». Но когда происходят вот такие вещи, как оккупация, выплывает все — все дискуссии с матерью, какие-то мемуары из юношества…
Я для вас откровенно скажу: у меня наступил момент, когда я сообразил, что «выжить хоть какой ценой» я буквально не желаю, я не приму этого, если придется каким-то образом предать свою любовь. Это уже буду не я, опосля этого это уже иной человек.
В кутузке было тяжело. Были моменты, когда даже хотелось умереть, ну просто задумывался, что все, сил не хватит. А позже дает для тебя силу одно слово в каком-то письме, которое ты получил, обычное слово, никакого пафоса, никаких выражений философов… И как оно работает? Весьма просто — в этих письмах тоже была любовь.